Расскажет… брусчатка?
Весенние одесские пейзажи далекого 1819 года «прославились» во французских стихах. Интересен перевод в прозе одного из них: "Пришла весна. Выставляют двойные рамы. Снег сходит с крыш. Граф выходит из моего дома на улицу к экипажу, погружаясь башмаками в грязь. Он взбешен: его экипаж провалился в яму и не может из нее выбраться. И пока граф ругается последними словами, его повар, провалившись в грязь, набивает ею полные сапоги. Граф не может выбраться до самого вечера, а я предательски наблюдаю эту сцену". Это слова блестящей женщины пушкинской эпохи Зинаиды Волконской – писательницы, поэтессы, певицы. Но мало кто знал, что она была еще и художницей: об этом стало известно сравнительно недавно. Ее 12 рисунков (7-акварельных и 5- выполненных пером) хранятся в альбоме Гарвардского архива. Все они были сделаны именно в Одессе, в 1819 году. И, что интересно, граф, о котором упоминалось в этом стихотворении – сам губернатор Ланжерон, с которым А.С. Пушкин общался чуть позже, в 1823-1824 г.г.
Зинаида Волконская посещала Одессу с целью определить своего 7-летнего сына Александра в Одесский Ришельевский лицей. Однако эти планы не сбылись. Побыв здесь около года, княгиня вновь вернулась в Петербург в 1819 г.
Ту самую Одессу, которую княжна Волконская запечатлела в своих рисунках, увидел и Пушкин, приехавший в город через три года после нее:
В году недель пять-шесть Одесса, По воле бурного Зевеса, Потоплена, запружена, В густой грязи погружена. Все домы на аршин загрязнут, Лишь на ходулях пешеход По улице дерзает вброд; Кареты, люди тонут, вязнут, И в дрожках вол, рога склоня, Сменяет хилого коня…
Эти строки-воспоминания об Одессе он написал в Михайловском, в 1825 году. Тогда он и не подозревал о существовании стихов и рисунков Волконской. С ней он познакомится только в 1826 году, в Москве.
Интересно, что картина, которую созерцали Пушкин и Волконская в разное время и отдельно друг от друга, была сходной до мелочей. На ее рисунках есть и «хилый конь», увязнувший в грязи, и волы, вытаскивающие из грязи повозку, и провалившийся в яму экипаж, и «тонущий» в сапогах повар.
Этот «одесский пейзаж» ничуть не изменился и в воспоминаниях местных старожилов, детально описавших ее в своих мемуарах. Вы только представьте себе: город грязи, город пыли. Человеку, не знакомому с местными ухабами, покрытыми грязью, в центре города невозможно было проехать без проводника. А в конце Дерибасовской опрокинулись дрожки, выброшенный из них господин в цилиндре упал в яму головой вниз и выскочил из нее, как из ванны, буквально по шею в грязи. Там же были носильщики, которые за гривенник переносили прохожих на своей спине. Около Собора, на улице один француз умудрился поставить паром и стоял на нем с удочкой в руках. Родные рассказчика, ехавшие в гости в карете, под Рождество на кутью, попали на улице Ришельевской в такой ухаб, что карета не выдержала, сломалась, лошадей распрягли, а дамы вернулись обратно домой пешком, по колено в грязи, и остались без ужина. На улице Канатной, у одного дома стояло огромное озеро, и весной, во время перелета к нему прилетали бекасы, так что желающие могли подстрелить дичь. Самые высокие галоши не помогали, и пьяный, упавший на улице, легко мог захлебнуться и утонуть в грязи.
Устройством улиц заведовал в то время Строительный комитет. Жители города жаловались, газеты молчали. А однажды то ли в отместку за все это, то ли в шутку кто-то прислал посылку из Константинополя на имя генерал-губернатора, в которой оказался один длинный, испачканный одесской грязью сапог.
Летом у жителей города появлялся еще один повод для беспокойства: в этот период вся грязь превращалась в глубокую пыль, и открыть окна, чтоб подышать чистым воздухом, можно было только после дождя…
Системы водостока раньше не было и во время дождей экипажи и повозки не могли проехать. Тогда вдоль улиц стали выкапывать сточные канавы. Это ненадолго спасало ситуацию: от колес канавы быстро разрушались, и приходилось копать все заново. Дороги напоминали непроходимые топи. Не всегда помогали даже высокие сапоги-ботфорты.
В 1815 г. Городские власти придумали новшество: они решили облицевать канавы плиточным камнем на главных четырех улицах в центре города. На других участках канавы укрепляли деревянными щитами. Естественно, все это решало проблему, но только на короткое время.
Катастрофическая ситуация складывалась на одесских дорогах осенью, когда на смену проливным дождям приходили морозы. Бывало и так, что застрявшие в грязи экипажи, не сумев выбраться, так и оставались зимовать до весны.
Власти города отлично понимали, что ситуация с дорогами тормозит развитие города. И потому искали способы выхода из этой ситуации. Из стройматериала в Одессе было много известняка. Щебнем из него и начали выкладывать улицы. В чугунный каток запрягали волов. Но такой камень оказался совсем непригодным: колеса повозок были часто узкими, к тому же, их обивали железом. В результате такое покрытие оказывалось далеко не надежным.
Влажный одесский климат заставлял местную власть хорошо пошевелить мозгами, чтобы принять более радикальные меры в борьбе с непролазной грязью. Ведь во время дождей город был практически парализован, закрывались даже базары.
В 1820-х годах на помощь приходит булыжник, который привозили в качестве балласта на судах, улицы начинают мостить плитами из Триеста, Мальты и Ливорно. Как писал А.С. Пушкин:
Уже дробит каменья молот, И скоро звонкой мостовой Покроется спасенный город, Как будто кованой броней…
Это пророчество сбудется через десятилетия, когда улицы будут мостить гранитом. А пока камень, «который дробил молот», был плохого качества и превращался в глинистую грязь. Весной рота рабочих-арестантов собирала все это с улиц и вывозила на чумную гору. Так что одесская чумная гора – грандиозный памятник одесских шоссированных улиц ценой в несколько миллионов. На поиски новых способов мощения дорог уходит много труда и средств (более 2,5 млн. руб.).
В 1823 году власть города решила позаботиться и о пешеходных тротуарах. Сначала их посыпали щебнем, на который укладывались толстые плиты, по качеству чуть плотнее известняка, но такие же, недолговечные. На смену им пришли итальянские лавовые плиты, которые можно и сегодня встретить в городе.
Спустя несколько лет одесситы радовались появившейся в городе торцовой мостовой. Она была выложена кубиками (торцами) из сосны, которые изготавливались на специальной машине с конным приводом. Преимуществом таких мостовых было то, что по ним экипажи ездили почти бесшумно, в отличие от каменных мостовых, где грохот стоял невероятный. А представьте себе, что творилось в центре города: там движение было более интенсивным и невозможно было даже разговаривать. Этот шум доносился из центра до самых окраин города. Но радость людей была до первого дождя: деревянные кубики разбухали от воды, от этого обочины распирало, и кубики дождевыми потоками сносило в порт, где их приходилось потом вылавливать, чтоб вернуть на свое место.
Но более существенным недостатком таких мостовых был убийственный запах, витавший над ними. Во-первых, это объяснялось резким смолистым составом, которым пропитывали торцы, а во-вторых, дерево изначально не подходило по своим гигиеническим характеристикам. Ведь эти торцы впитывали в себя все лошадиные отходы гужевого транспорта.
Одесские улицы покрылись асфальтом в 1841 году. Он был прочным, однако стоил дорого, потому что доставлялся в Одессу из швейцарского месторождения Валь-де-Травер. Потом местные подрядчики стали изготавливать асфальт по своим рецептам, но его качество было далеко от швейцарского. И со временем это привело к отказу от асфальтирования улиц.
Но на ремонт улиц деньги требовались постоянно. А где же их было взять? Городская дума нашла выход: был введен новый налог для торговцев хлебом - «мостовой сбор»- полкопейки с каждого пуда зерна. Так были собраны огромные средства, которые и помогли решить проблемы с дорогами. В 1860 году власти решили использовать гранит. Наконец, появилась брусчатка, которой замостили центр города. В отличие от булыжника, который беспорядочно укладывали на песчаный настил, брусчатку тщательно подгоняли, чтоб поверхность была ровной.
Кроме брусчатки на одесских улицах появился и венгерский керамзит (клинкер) – обожженный кирпич. Но это покрытие принесло неприятности лошадям: после дождя на таком покрытии у них скользили ноги. К тому же из-за дороговизны от него все-таки пришлось отказаться.
Время идет, закончились, наконец, «хождения по мукам» пыльными и грязными дорогами. Сейчас благоустроенный город может похвастаться своими мостовыми и тротуарами, новыми современными покрытиями и технологиями. Однако почему мы до сих пор не перестаем удивляться прочности и надежности простой, перешагнувшей 150-летний рубеж брусчатки?